Юрию Хохолкову.
Лежит на пульсе времени рука 
Всевышнего, но мне неведом он, 
и нужно ли отвешивать поклон 
тому, кому незнаем я пока 
и в будущем, где мой неясный след 
сотрётся с лика вдаль бегущих лет?
Садись со мною рядышком, Юрок, 
пофилософствуем о том, о сём, 
под стопочку закусим карасём, 
его я лично из пруда извлёк, 
где к осени нагуливал он жир, 
беспечно снизу вглядываясь в мир.
Вот так и мы, не очень-то спеша, 
от дел насущных отрешившись враз, 
любуемся одной из лунных фаз 
и отблесками Малого Ковша, 
соображая, мог ли кто создать 
из ничего всю эту благодать.
Из пустоты не лепится кулич, 
мне кажется, нам не дано постичь 
ни тайн галактик и ни их огней 
за бесконечной занавесью дней,
тем более, что наша жизнь, Юрок, 
короче нот, заправленных в свисток.
Какой Всевышний, чур меня за слог, 
восьмёрку бесконечности бы смог 
на пряжу распустить, потом клубок 
обманкой бросить нам на пыль дорог, 
чтоб мы по нити тонкой шли и шли 
не в звёздный мир, а в глубину Земли?
А жизни не пошиты на заказ, 
и мало проку, если мы грустим 
о прошлом, пережжённом в прах и дым, 
о невозвратности любви и фраз 
с наличием бесчисленных тире 
и многоточий на былой заре...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Друзья-стихиряне прислали к юбилею подарок -- большую берестяную 
кружку и хлебницу из бересты же (художественный промысел).
Большое им спасибо!
Такие вот, братцы, дела, 
посылка с Урала пришла, 
а в ней берестяная кружка! – 
невольно слезинка-соплюшка 
с ресниц одиноко сползла. 
И хлебница из бересты, 
на ней расписные цветы – 
пусть серый, но всё-таки клевер, 
трилистники смотрят на север, 
где зимние ткутся холсты 
метелью по нынешним дням 
с поклоном вчерашним огням, 
тревожащим сердце и память 
родными до боли местами, 
навлекшими грусть на меня.
Спасибо, спасибо, друзья! 
Из давних частиц бытия 
в расплавленность красок заката 
вливаются новые даты 
со старым прочтением Я.  
А Я – это шумный Инзер, 
мальчишка с виденьем химер, 
гнездящихся между камнями, 
грибы, неразлучные с пнями, 
и тучи подобьем галер.
Такие вот, братцы, дела, 
слезинка-соплюшка текла, 
но я рукавом её смаху 
растёр, чуть запятнав рубаху, 
и кружку убрал со стола. 
На полке ей место, не здесь... 
Нежна береста из чудес, 
оставленных там, на Урале, 
где мною былины слагались 
и не продавались в развес...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»